Вот уже 71 год прошел со времени окончания Великой Отечественной войны, но ее отголоски все еще доносятся до нас. Это и могилы неизвестных солдат, снаряды и осколки, оставшиеся на полях сражений, окопы и воронки от взрывов бомб, это и солдатские письма-треугольники, иногда написанные на простом обрывке бумаги. Эти драгоценные сообщения с полей сражений от родных и близких как бесценные реликвии хранятся в заветных коробочках, узелках, папках. У каждой семьи, пережившей войну, своя история. Но всех их объединяет причастность к трагическим событиям Великой Отечественной. До сих пор письма с фронта, обожженные, надорванные, полуистлевшие, трогают нас до глубины души. Читая скупые строчки посланий с фронта, можно представить, как ковалась наша Победа над коричневой чумой.
Год назад в музей истории академии передали в дар книгу с фронтовыми письмами бывшего работника вуза Георгия Емельяновича Жолнина к своей жене Александре и детям Римме и Рудольфу.
По семейной переписке прослеживается жизнь людей военного поколения и созданной ими семьи. Георгий Емельянович прошел в разведке от Москвы до Берлина, а Александра с двумя маленькими детьми ждала его в глухой сибирской деревне. Благодаря современным техническим средствам стала возможной публикация этих документальных свидетельств событий военного времени.
В День всенародной памяти жертв Великой Отечественной войны мы предлагаем вам, уважаемые читатели, совместный проект музея истории УО «БГСХА» и редакции. Познакомьтесь с фрагментами переписки Георгия и Александры Жолниных. Надеемся, что она поможет без купюр каждому из нас представить те далекие и очень трагические события, которые пережил наш народ, на примере одной рядовой семьи из миллионов. Эти письма — не искаженный голос из прошлого. Стилистика и орфография оригиналов сохранены.
Из письма Георгия,1942 г.:
«Здравствуй, любимая Сашенька и маленькие Рима и Рудочка! С приветом и наилучшими пожеланиями в вашей жизни. Любящий вас ваш супруг и папа.
… Теперь о себе. Ну что я могу написать о себе? Все одно и то же день и ночь. Разрывы артиллерийских снарядов и мин, пулеметные очереди, ночью освещение ракетами и иногда так, что становится светло как днем. Ко всему этому мы привыкли, и когда случается быть в тылу километров за 3-5 и не слышишь этого, видишь, как люди ходят прямо и ни от кого не прячутся, чувствуешь себя не в своей тарелке и кажется, что чего-то тебе не хватает».
Из письма Георгия, 27.01.43 г.:
«Здравствуй, милая Сашенька!
…Сам я здоров и, раз пишу тебе, значит и жив. Находимся пока на том же месте. Погода сейчас, если считать по мирному времени хорошая — морозы не так сильны, небо чистое. Ночью светит яркая луна и видно кругом как днем. Но если считать по военному времени, то погода не важная, даже плохая.
…Вспомни, Сашенька, как мы любили лунные ночи! Как приятно было в лунную ночь прокатиться на лодке по Волге, тихо опуская весла в воду и спускаясь по течению гладкой и тихой реки, смотреть на гладь реки и видеть там отражение яркой луны и бесчисленных звезд. Или гулять по парку и сесть где-нибудь на лавочку в тени и наблюдать за гуляющими парами, оставаясь невидимыми для других. Наблюдать за причудливыми тенями деревьев, падающих на дорожки, посыпанные песком. Как приятно было в море лежать на палубе судна в тихую лунную ночь и созерцать бесчисленные звезды, удаленные от тебя на многие миллионы километров и мечтать о прошлом — воспоминанием и о будущем.
…..Как же проклинают на фронте разведчики луну! Ту самую, при свете которой они когда-то гуляли, обнимая свою любимую девушку. …Нам разведчикам раздолье только в темноте, в безлунные ночи».
Из письма Георгия, 03. 07. 44 г.:
«Сашенька, не далеко то время, когда мы окончательно разобьем и уничтожим врага и тогда, как ты пишешь, и на нашей улице будет праздник. А сейчас пока будем думать о том, чтобы как можно быстрее уничтожить врага.
Часы показывают четыре часа. Я сегодня дежурю. На улице рассветает. Восток постепенно начинает белеть. Через некоторое время на горизонте появятся первые лучи солнца, а затем и оно само во всей своей летней красе. Наступит день ясный и тихий. 960-й день с тех пор, как мы расстались с тобой на станции Губерово. Но каждый новый день будет приближать нас к часу окончательного разгрома врага, а, следовательно, и к нашей встрече.
…Я все тот же Георгий, но более возмужавший и переживший очень много. Правда, много еще осталось от старого Георгия, но многое изменилось. Изменилась и внешность. На висках кой-где появились седые волосы, по-видимому, результаты трудных переживаний. Но все же я тот самый, который любил тебя и продолжает любить».
Из блокнота Георгия Жолнина, 11.10.42 г.:
«Уже октябрь месяц. Как много воды убежало с тех пор, как я сделал последнюю запись. Как много пройдено. Какие тяжелые дни были летом, особенно начало, т.е. 22-го июня, когда противник почти на плечах докучаевской разведки ворвался в его стык с левым соседом. С тех пор пошли тяжелые упорные бои с наступающим противником, превосходящим в технике и живой силе, т. к. он на это направление сосредоточил громадное количество войск. С какой отвагой сражались наши Гвардейцы! Но силы постепенно иссякали. Как дрались за каждый рубеж, за каждую высоту: река Большой Бурлук, Гусинка, Николаевка 2-я, Двуречное, Кутьковка, река Верхнее Двуречная, река Оскол (Николаевка). Затем громадный переход, громадный потому, что время считалось часами и минутами. Поддубное, Ново-Белая. Танки противника, воспользовавшись сумятицей в обозах, прошли вместе с обозом 28А в наше расположение незамеченными. Морозово, наконец Бокай, где полковник Кондратенко имел в своем полку только 40 чел., да и те должны были занимать оборону по фронту 13 км. Местность пересеченная. Кругом балки и овраги. Природа на стороне противника — все господствующие высоты на западных берегах рек.
Бокай! Последний пункт, где мы дали последний бой танкам врага, которых часам к 14 накопилось до 30 единиц. Что можно было сделать с ними, имея 40 человек? Живая сила иссякла, орудия, особенно ПТО разбиты, подвоза снарядов не было. Осталось только управление дивизии, но им нельзя было сдержать такое количество танков».
Из писем Саши:
«…Как по-разному жены ждут мужей. Иные ждут, как может ждать любящая преданная жена, с большим терпением и, может быть, трудностями ждет мужа. А от другой можно услышать даже такую вещь: «А вот, чего доброго, и мой вернется». Я решила ждать и ждать по-настоящему. До сих пор я свое решение не изменила. Когда мы встретимся, мне не стыдно будет смотреть тебе в глаза.
…Иногда бывает очень тяжело, хочется ласки, хочется услышать, что-либо такое, что согрело и обласкало душу. И притом уходят годы, уходит жизнь. В такие моменты, когда мне бывает очень тяжело, я прибегаю к твоим письмам».
Из писем Георгия 01.01.43 г.
«Здравствуйте, мои миленькие Риммочка и Рудик. Шлю вам привет и наилучшие пожелания в вашей жизни с мамой. Папа.
…Пишу это письмо, сидя в землянке. На столе горит «лампочка» — изобретение военного времени. Кругом тишина. Изредка раздается выстрел из орудия со стороны противника. Наши артиллеристы ответят на него залпом, и опять становится тихо-тихо и темно. Темноту прорезают ракеты, которые немцы пускают в большом количестве, боясь чтобы к ним кто-нибудь не забрался из наших. Несмотря на это наши храбрые разведчики пробираются к ним в тыл, уничтожают или пулемет или миномет, или убьют несколько фрицев и гансов, и опять возвращаются обратно. Так проходит сегодняшняя ночь, вторая ночь Нового 1943 года.
Вот пока, Риммочка, все то, что я хотел тебе написать. В следующем письме я постараюсь прислать тебе и Рудику песню, которую сочинили про нас Гвардейцев, и которую мы очень любим петь.
Пока, Риммочка и Рудик, до свидания, жду от вас ответа. Целую вас крепко-крепко.
Любящий вас, ваш папа.
Римочка и Рудик, поцелуйте за меня мамочку крепко-крепко. Папа».
Из писем Саши, 21.07. 44 г.:
«…Гора, любимый мой, очень больно в моем сердце отозвались слова, прочитанные в твоих письмах: «Волосы стали намного реже, и кой-где показалась седина». И это в 28 лет! Не думай, что я боюсь за твою внешность. Какова бы она не была, для меня всегда будет мило. Мне больно потому, что видимо тебе, довелось хлебнуть горячего до слез, немало пришлось пережить и испытать. Ну когда же всему этому конец?
…Последнее время дети порядком похудели, потому что совсем плохо с питанием. Паек очень маленький, в колхозе хлеба нет, купить не на что. Деньги еще не получала, а уже израсходовала. Взяли 2 килограмма шерсти — 600 р, на остальные купили молока. Живем на молоке, на твороге, на простокваше. Скорей бы поспевали картошки.
…Иногда от слов «мама, дай кушать» в какой-нибудь омут бросилась бы. Председатель колхоза мне идет на встречу и неплохо, но сейчас у них нет ничего».
Об этом, самом голодном времени пишет Римма в своих воспоминаниях:
«Принесла нам мамина ученица кусок местного хлеба. Мама отрезала нам с Рудольфом по куску. Сидим за столом, едим. Вдруг Рудольф заплакал. На вопрос «в чем дело», отвечает: «Я его ем потихонечку, потихонечку, а он все убавляется и убавляется». 18.02.44 г.».
Да, по письмам понятно как тогда приходилось тяжело. Хотелось бы мне хоть одним глазком взглянуть на письма моего прадеда, пропавшего без вести в 43 г.